Статья написана в нулевые. Бывший депутат Верховной Рады оперирует цифрами и фактами, ещё верит в Украину и здравомыслие её политикума. Госпереворот 2014-го не поддержал, на данный момент вне политики.
В подавляющем числе случаев проблемы русского языка (а в более широком смысле — русской культуры) на Украине рассматриваются как нечто самостоятельное, вне связи с процессами, протекающими в других сферах жизнедеятельности общества. Думаю, именно вычленение проблемы русской культуры на Украине из общей системы взаимосвязанных процессов, протекающих и на Украине, и в мире, не позволяет ответить на вопрос: почему совершенно очевидные аргументы в защиту русской культуры: численность приверженного ей населения, необходимость соблюдения общепризнанных прав человека, выполнение конституционных гарантий равноправия граждан “вне зависимости от пола, цвета кожи, языковых и других признаков”, ссылки на опыт демократических государств (Канада, Бельгия, Швейцария, Финляндия и т.д.) и просто апелляция к здравому смыслу, не срабатывают в условиях Украины? На мой взгляд, потому, что за процессами, протекающими в языковой сфере, кроются другие, более глубинные интересы, затрагивающие экономические проблемы мировых центров силы. И именно в аспекте мировых экономических интересов я хотел бы рассмотреть те проблемы, которые поставили под вопрос существование русского языка и русской культуры на Украине.
Не подлежит сомнению тот факт, что наряду с ростом населения планеты ее природные ресурсы истощаются, что обуславливает повышающуюся остроту борьбы за обладание ими. По данным академика Святослава Федорова, подземные богатства США оцениваются в 8 трлн. долларов, Китая — 6,5 трлн. долларов, Европы — 0,5 трлн. долларов, а разрушенного СССР — 30 трлн. долларов. Теперь, после проведенных “демократических преобразований”, доступ к ресурсоизбыточной территории последнего практически открыт, вследствие чего переместились энергетические и сырьевые потоки: если раньше одним из основных потребителей сибирских энергосырьевых ресурсов была Украина, то теперь она искусственно отсечена от них, вследствие чего ее экономика деградирует и разрушается (равно как и экономики других бывших союзных республик, в том числе и Российской Федерации).
Немаловажно и то обстоятельство, что как ни неэффективна была хозяйственная система разрушенного СССР, но это был целостный функционирующий организм, и практика показала, что его части в автономном режиме работать не могут. Проведение политики обособления обеспечивает лишь условия демонтажа нашей экономики и, как следствие, — устранение нас как конкурентов “мирового сообщества” в плане потребления энергетических и сырьевых ресурсов, так и его возможных конкурентов на рынке готовой продукции.
Коль речь зашла о рынке готовой продукции, я хотел бы обратить внимание на один аспект, который упорно обходит стороной наши аналитики: именно производство высокотехнологичной продукции уже определяет и в еще большей степени будет определять лидерство той или иной страны в следующем веке. Причем понятие “лидерство” не столь уж абстрактно: это и преимущественный доступ к энергетическим и сырьевым ресурсам, это и возможность диктовать свою волю другим странам, это и условия обеспечения высоких стандартов жизни своим гражданам, в том числе за счет выноса вредных и экологически грязных производств на подконтрольные территории.
Структура себестоимости высокотехнологичной продукции ныне претерпела кардинальные изменения. Если в ХІХ веке и в первой половине ХХ века себестоимость единицы произведенного продукта определялась, в основном, затратами на сырье, энергию и рабочую силу, то сейчас основная часть себестоимости высокотехнологичного продукта приходится на затраты по его разработке. И в этих условиях, чем больше производство и реализация, тем ниже себестоимость продукции, а, следовательно, выше ее конкурентоспособность. Именно потребность в гарантированном рынке сбыта высокотехнологичной продукции определяет интеграционные процессы в Северной Америке, на Дальнем Востоке, в Западной Европе. По некоторым данным, емкость гарантированного рынка составляет до 350 млн. человек. И если в ХІХ веке очаги промышленного роста находили защиту в форме национальных государств, то ныне эта форма превратилась в тормоз развития. Экономические потребности побуждают страны Западной Европы отказываться от существования в форме национальных государств, девальвировать понятие “национальный суверенитет” и осуществлять интеграцию в форме Европейского союза.
Мы же, пытаясь на пороге ХХІ века реализовывать рецепты середины Х1Х века, уподобляемся джентльменам, которые современным автомобилям предпочитают дилижансы, одеваясь при этом вместо современных костюмов в ботфорты, сюртуки и панталоны.
Процессы дезинтеграции, произошедшие на постсоветском пространстве, полностью п%